Словарь символов Пушкина

Пушкин – наше всё, его творчество - энциклопедия русской жизни. Поэт впитал в себя весь опыт мировой культуры, не исключая и библейскую символику, чтобы перенести его на нашу почву. Его слово живо и может быть снова раскрыто в духовных категориях.

  • Единый
  • Один
  • Множество
  • Ничто
  • Пустота
  • Старец
  • Сам
  • Отец и сын
  • Пир
  • Гнозис
  • Ключи
  • Гимн жемчужине
  • Воскресение
  • Мессия
  • Антихрист
  • Потоп
  • Второй
  • Двойка
  • Тройка
  • Шесть
  • Искушение
  • Причастие
  • Вознесение
  • Эдем
  • Любовь
  • Созерцание
  • Третий
  • Распятие
  • Жертва
  • Иудеи
  • Писание
  • Предание
  • Завет
  • Грех
  • Плод
  • Сутра
  • Спасение
  • Тьма
  • Сон
  • Переход
  • Братья
  • Деньги
  • Мария
  • Две жены
  • Свадьба
  • Церковь
  • Откровение
  • Время
  • Путь
  • Смех
  • София
  • Город
  • Всадник
  • Вера
  • Плата
  • Театр
  • Апокалипсис
  • Вражда
  • Судьба
  • Прощение
    **
    Единый

    Искренний союз,
    Связующий Моцарта и Сальери,
    Двух сыновей гармонии.

    Когда бы все так чувствовали силу
    Гармонии! Но нет: тогда б не мог
    И мир существовать; никто б не стал
    Заботиться о нуждах низкой жизни;
    Все предались бы вольному искусству.
    Нас мало избранных, счастливцев праздных,
    Пренебрегающих презренной пользой,
    Единого прекрасного жрецов.

    Он верил, что душа родная
    Соединиться с ним должна,
    Что, безотрадно изнывая,
    Его вседневно ждет она…
    Владимир сладостной неволе
    Предался полною душой.
    Он вечно с ней. В ее покое
    Они сидят в потемках двое;
    Они в саду, рука с рукой,
    Гуляют утренней порой

    - Тебя ли вижу я,
    Одну со мной, под сенью тихой ночи?
    - Я решилась
    С твоей судьбой и бурной и неверной
    Соединить судьбу мою; то вправе
    Я требовать, Димитрий, одного…

    Один

    Всегда, везде одно мечтанье,
    Одно привычное желанье,
    Одна привычная печаль.

    В пустыне чахлой и скупой,
    На почве, зноем раскаленной,
    Анчар, как грозный часовой,
    Стоит - один во всей вселенной.

    Но посреди печальных скал,
    Отвыкнув сердцем от похвал,
    Один, под финским небосклоном,
    Он бродит, и душа его
    Не слышит горя моего.

    Один в своих чертогах он;
    Свободней грудь его вздыхает,
    Живее строгое чело
    Волненье сердца выражает.
    Так бурны тучи отражает
    Залива зыбкое стекло.

    Один, в расчеты погруженный,
    Тупым кием вооруженный,
    Он на бильярде в два шара
    Играет с самого утра.
    Настанет вечер деревенский…
    Евгений ждет: вот едет Ленский
    На тройке чалых лошадей.

    Позволено ей жить одной:
    И, мнится, в том уединенье
    Сокрылся некто неземной.
    Там день и ночь горит лампада
    Пред ликом девы пресвятой;
    Души тоскующей отрада,
    Там упованье в тишине
    С смиренной верой обитает,
    И сердцу все напоминает
    О близкой, лучшей стороне.
    Там дева слезы проливает
    Вдали завистливых подруг;
    И между тем, как все вокруг
    В безумной неге утопает,
    Святыню строгую скрывает
    Спасенный чудом уголок.
    Так сердце, жертва заблуждений,
    Среди порочных упоений
    Хранит один святой залог,
    Одно божественное чувство...

    Кому судьбою
    Волненья жизни суждены,
    Тот стой один перед грозою,
    Не призывай к себе жены.

    Нас было много на челне;
    Иные парус напрягали,
    Другие дружно упирали
    В глубь мощны веслы... Вдруг лоно волн
    Измял с налету вихорь шумный...
    Погиб и кормщик и пловец! -
    Лишь я, таинственный певец,
    На берег выброшен грозою.
    Я гимны прежние пою
    И ризу влажную мою
    Сушу на солнце под скалою.

    Множество

    Чтоб концы своих владений
    Охранять от нападений,
    Должен был он содержать
    Многочисленную рать.

    Благоговея, все читали
    Приметы гнева и печали
    На сумрачном его лице.
    Но повелитель горделивый
    Махнул рукой нетерпеливой:
    И все, склонившись, идут вон.

    стократ благословен
    Тот будет день, когда разрядны книги
    С раздорами, с гордыней родословной
    Пожрет огонь.

    Отец его тогда скончался.
    Перед Онегиным собрался
    Заимодавцев жадный полк.
    У каждого свой ум и толк:
    Евгений, тяжбы ненавидя,
    Довольный жребием своим,
    Наследство предоставил им

    Но дружбы нет и той меж нами.
    Все предрассудки истребя,
    Мы почитаем всех нулями,
    А единицами - себя.
    Мы все глядим в Наполеоны;
    Двуногих тварей миллионы
    Для нас орудие одно;

    Не в первый раз он тут явил
    Души прямое благородство,
    Хотя людей недоброхотство
    В нем не щадило ничего:
    Враги его, друзья его
    (Что, может быть, одно и то же)
    Его честили так и сяк.

    Ничто

    Он вопрошает мрак немой...
    О горе: нет подруги милой!
    Хватает воздух он пустой;
    Людмилы нет во тьме густой,
    Похищена безвестной силой.

    Пустота

    Тому назад одно мгновенье
    В сем сердце билось вдохновенье,
    Вражда, надежда и любовь,
    Играла жизнь, кипела кровь, -
    Теперь, как в доме опустелом,
    Все в нем и тихо и темно;
    Замолкло навсегда оно.
    Закрыты ставни, окны мелом
    Забелены. Хозяйки нет.
    А где, бог весть. Пропал и след.

    Ото всего, что сердцу мило,
    Тогда я сердце оторвал;
    Чужой для всех, ничем не связан,
    Я думал: вольность и покой
    Замена счастью. Боже мой!
    Как я ошибся, как наказан.

    Сам

    Кого ж любить? Кому же верить?
    Кто не изменит нам один?
    Кто все дела, все речи мерит
    Услужливо на наш аршин?
    Кто клеветы про нас не сеет?
    Кто нас заботливо лелеет?
    Кому порок наш не беда?
    Кто не наскучит никогда?
    Призрака суетный искатель,
    Трудов напрасно не губя,
    Любите самого себя,
    Достопочтенный мой читатель!
    Предмет достойный: ничего
    Любезней, верно, нет его.

    Старец


    С молоду был грозен он
    И соседям то и дело
    Наносил обиды смело;
    Но под старость захотел
    Отдохнуть от ратных дел
    И покой себе устроить.
    Тут соседи беспокоить
    Стали старого царя,
    Страшный вред ему творя.

    Чем кончу длинный мой рассказ?
    Ты угадаешь, друг мой милый!
    Неправый старца гнев погас.

    Что ж гетман? юноши твердили, -
    Он изнемог; он слишком стар;
    Труды и годы угасили
    В нем прежний, деятельный жар.
    Зачем дрожащею рукою
    Еще он носит булаву?

    Бесстыдный! старец нечестивый!
    Возможно ль?.. нет, пока мы живы,
    Нет! он греха не совершит.
    Он, должный быть отцом и другом
    Невинной крестницы своей...
    Безумец! на закате дней
    Он вздумал быть ее супругом

    Тебе ужасна
    Любовь седого колдуна;
    Спокойся, знай: она напрасна
    И юной деве не страшна.

    Ни на челе высоком, ни во взорах
    Нельзя прочесть его сокрытых дум;
    Все тот же вид смиренный, величавый.
    Так точно дьяк, в приказах поседелый,
    Спокойно зрит на правых и виновных,
    Добру и злу внимая равнодушно,
    Не ведая ни жалости, ни гнева.

    Блажен факир, узревший Мекку
    На старости печальных лет.

    В пещере старец; ясный вид,
    Спокойный взор, брада седая;
    Лампада перед ним горит;
    За древней книгой он сидит,
    Ее внимательно читая.

    Отец и Сын

    Обнимемся, прощай, мой сын: сейчас
    Ты царствовать начнешь...
    Но чувствую - мой сын, ты мне дороже
    Душевного спасенья...

    Служив отлично благородно,
    Долгами жил его отец,
    Давал три бала ежегодно
    И промотался наконец.

    Мой отец
    Богат и сам, как жид, что рано ль, поздно ль
    Всему наследую.

    пускай отца заставят
    Меня держать как сына, не как мышь,
    Рожденную в подполье.

    Что видел я? что было предо мною?
    Сын принял вызов старого отца!

    Мой сын не любит шумной, светской жизни;
    Он дикого и сумрачного нрава -
    Вкруг замка по лесам он вечно бродит,
    Как молодой олень.
    (Каин)

    Вы принуждаете сказать о сыне
    То, что желал от вас бы утаить.
    Он, государь, к несчастью, недостоин
    Ни милостей, ни вашего вниманья.
    Он молодость свою проводит в буйстве,
    В пороках низких...

    Доказывать не стану я, хоть знаю,
    Что точно смерти жаждет он моей,
    Хоть знаю то, что покушался он
    Меня... - Что? - Обокрасть.

    Что видел я? что было предо мною?
    Сын принял вызов старого отца!

    - Отец мой, ради бога,
    Оставь меня!
    - Спаси тебя господь!
    Прости, мой сын.

    О праведник! о мой отец державный!
    Воззри с небес на слезы верных слуг
    И ниспошли тому, кого любил ты,
    Кого ты здесь столь дивно возвеличил,
    Священное на власть благословенье:
    Да правлю я во славе свой народ,
    Да буду благ и праведен, как ты.

    Тень Грозного меня усыновила,
    Димитрием из гроба нарекла,
    Вокруг меня народы возмутила
    И в жертву мне Бориса обрекла -
    Царевич я. - гамлет

    Вот наш домик.... Зачем было мне оставлять его для гордого замка? Здесь я был хозяин, а там - слуга... и для чего?.. для гордых взоров наглой благородной девицы. Я переносил унижения, я унизился в глазах моих – я сделался слугою того, кто был моим товарищем, я привык сносить детские обиды глупого, избалованного повесы... я не примечал ничего... Я, который не хотел зависеть от отца, - я стал зависим от чужого... И чем это все кончилось? - боже... кровь кидается в лицо - кулаки мои сжимаются... О, я им отомщу, отомщу... Как-то примет меня отец!

    Да, я тот несчастный, которого ваш отец лишил куска хлеба, выгнал из отеческого дома и послал грабить на больших дорогах. Но вам не надобно меня бояться - ни за себя, ни за него. Все кончено. - Я ему простил. Послушайте, вы спасли его. Первый мой кровавый подвиг должен был свершиться над ним…


    Пир

    Хочу себе сегодня пир устроить:
    Зажгу свечу пред каждым сундуком,
    И все их отопру, и стану сам
    Средь них глядеть на блещущие груды.

    Все рыцари сидели тут в атласе
    Да бархате; я в латах был один
    За герцогским столом. Отговорился
    Я тем, что на турнир попал случайно. – брачная одежда

    Как от проказницы Зимы,
    Запремся также от Чумы!
    Зажжем огни, нальем бокалы,
    Утопим весело умы
    И, заварив пиры да балы,
    Восславим царствие Чумы.

    Зовите жениха на пир.
    Пеките хлебы на весь мир,
    На славу мед варите
    Да суд на пир зовите.

    Как адский луч, как молния богов,
    Немое лезвие злодею в очи блещет,
     И, озираясь, он трепещет,
     Среди своих пиров.

    Гнозис

    Белка песенки поет
    И орешки все грызет,
    А орешки не простые,
    Все скорлупки золотые,
    Ядра - чистый изумруд;
    Вот что чудом-то зовут.
    (извлечение смысла)

    Когда я ключ в замок влагаю, то же
    Я чувствую, что чувствовать должны
    Они, вонзая в жертву нож: приятно
    И страшно вместе.

    Нет, выстрадай сперва себе богатство,
    А там посмотрим, станет ли несчастный
    То расточать, что кровью приобрел.
    О, если б мог от взоров недостойных
    Я скрыть подвал! о, если б из могилы
    Прийти я мог, сторожевою тенью
    Сидеть на сундуке и от живых
    Сокровища мои хранить, как ныне!..
    (Знание ты приобрел – чего тебе не хватает. Нет знания - что ты приобрел?)

    Он меж печатными строками
    Читал духовными глазами
    Другие строки. В них-то он
    Был совершенно углублен.
    То были тайные преданья
    Сердечной, темной старины,
    Ни с чем не связанные сны,
    Угрозы, толки, предсказанья…

    Силой магнетизма
    Стихов российских механизма
    Едва в то время не постиг
    Мой бестолковый ученик.


    Ключи

    Ваше слово,
    Пока вы живы, много, много значит.
    Все сундуки фламандских богачей
    Как талисман оно вам отопрет.
    Но если вы его передадите
    Мне, бедному еврею, а меж тем
    Умрете (боже сохрани), тогда
    В моих руках оно подобно будет
    Ключу от брошенной шкатулки в море.

    Когда я ключ в замок влагаю, то же
    Я чувствую, что чувствовать должны
    Они, вонзая в жертву нож: приятно
    И страшно вместе.

    Простите, государь....
    Стоять я не могу... мои колени
    Слабеют... душно!.. душно!.. Где ключи?
    Ключи, ключи мои!...


    Гимн жемчужине

    Пришлите к нам его: он позабудет
    Привычки, зарожденные в глуши.
    (магический сон)

    Текут невинные беседы
    С прикрасой легкой клеветы.
    Потом, в отплату лепетанья,
    Ее сердечного признанья
    Умильно требуют оне.
    Но Таня, точно как во сне,
    Их речи слышит без участья,
    Не понимает ничего,
    И тайну сердца своего,
    Заветный клад и слез и счастья,
    Хранит безмолвно между тем
    И им не делится ни с кем.

    Воскресение

    Он сутки замертво лежал - и вряд ли
    Оправился.

    Вдруг слышит - кличут: "Милый друг!"
    И видит верного Руслана.
    Его черты, походка, стан;
    Но бледен он, в очах туман,
    И на бедре живая рана -
    В ней сердце дрогнуло. "Руслан!
    Руслан!.. он точно!" И стрелою
    К супругу пленница летит,
    В слезах, трепеща, говорит:
    "Ты здесь... ты ранен... что с тобою?"
    Уже достигла, обняла:
    О ужас... призрак исчезает!

    Мессия

    Почтенный председатель! я напомню
    О человеке, очень нам знакомом,
    О том, чьи шутки, повести смешные,
    Ответы острые и замечанья,
    Столь едкие в их важности забавной,
    Застольную беседу оживляли
    И разгоняли мрак, который ныне
    Зараза, гостья наша, насылает
    На самые блестящие умы.
    Тому два дня наш общий хохот славил
    Его рассказы… Его здесь кресла
    Стоят пустые, будто ожидая
    Весельчака — но он ушел уже
    В холодные подземные жилища...
    Спой, Мери, нам уныло и протяжно,
    Чтоб мы потом к веселью обратились
    Безумнее, как тот, кто от земли
    Был отлучен каким-нибудь виденьем.


    - А завтра же до короля дойдет,
    Что Дон Гуан из ссылки самовольно
    В Мадрит явился, - что тогда, скажите,
    Он с вами сделает?
    - Пошлет назад.
    Уж верно головы мне не отрубят.
    Ведь я не государственный преступник.
    Меня он удалил, меня ж любя;

    Жду тебя; смотри ж.
    Нет! не могу противиться я доле
    Судьбе моей: я избран, чтоб его
    Остановить - не то мы все погибли,
    Мы все, жрецы, служители музыки,
    Не я один с моей глухою славой....
    Что пользы, если Моцарт будет жив
    И новой высоты еще достигнет?
    Подымет ли он тем искусство? Нет;
    Оно падет опять, как он исчезнет:
    Что пользы в нем? Как некий херувим,
    Он несколько занес нам песен райских,
    Чтоб, возмутив бескрылое желанье
    В нас, чадах праха, после улететь!
    Так улетай же! чем скорей, тем лучше.

    - Так ли еще тебя пожалую, когда получу свое государство! Обещаешься ли служить мне с усердием?.. Или ты не веришь, то я великий государь? Отвечай прямо.
    - Слушай; скажу тебе всю правду. Рассуди, могу ли я признать в тебе государя? Ты человек смышленый: ты сам увидел бы, что я лукавствую.
    - Кто же я таков, по твоему разумению?
    - Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку.

    Мы его не повесим, - но запрем его в тюрьму, и даю мое честное слово, что он до тех пор из нее не выйдет, пока стены замка моего не подымутся на воздух и не разлетятся...

    - И он убежал, отец игумен?
    - Убежал, святый владыко. Вот уж тому третий день.
    - Пострел, окаянный! Да какого он роду?

    - Смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец пришел к моей чудовской братии, а я, видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал отцу Пимену, старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен; читал наши летописи, сочинял каноны святым; но, знать, грамота далася ему не от господа бога...
    - Эдака ересь! буду царем на Москве!.. Поймать, поймать врагоугодника, да и сослать в Соловецкий на вечное покаяние.

    Сами шлют гонца другого
    Вот с чем от слова до слова:
    "Родила царица в ночь
    Не то сына, не то дочь;
    Не мышонка, не лягушку,
    А неведому зверюшку".
    (недвойственность)

    Я думал свой народ
    В довольствии, во славе успокоить,
    Щедротами любовь его снискать -
    Но отложил пустое попеченье:
    Живая власть для черни ненавистна,
    Они любить умеют только мертвых.

    Как приезжал впервой он во дворец
    И сквозь ряды литовских панов прямо
    Шел в тайную палату короля.+Евр.

    Он не красив, но вид его приятен
    И царская порода в нем видна.

    Дубровский молчал... Вдруг он поднял голову, глаза его засверкали, он топнул ногою, оттолкнул секретаря с такою силою, что тот упал, и схватив чернильницу, пустил ею в заседателя. Все пришли в ужас. "Как! не почитать церковь божию! прочь, хамово племя!" Потом, обратясь к Кирилу Петровичу: "Слыхано дело, ваше превосходительство, - продолжал он, - псари вводят собак в божию церковь! собаки бегают по церкви. Я вас ужо проучу..." (скандал в храме)

    "Сосед наш неуч; сумасбродит;
    Он фармазон; он пьет одно
    Стаканом красное вино;
    Он дамам к ручке не подходит;
    Все да да нет; не скажет да-с
    Иль нет-с". Таков был общий глас. (да-да, нет-нет)

    Когда бы жизнь домашним кругом
    Я ограничить захотел;
    Когда б мне быть отцом, супругом
    Приятный жребий повелел;
    Когда б семейственной картиной
    Пленился я хоть миг единый, -
    То, верно б, кроме вас одной
    Невесты не искал иной.
    Скажу без блесток мадригальных:
    Нашед мой прежний идеал,
    Я, верно б, вас одну избрал
    В подруги дней моих печальных,
    Всего прекрасного в залог,
    И был бы счастлив... сколько мог!
    Но я не создан для блаженства;
    Ему чужда душа моя…

    Веду я гостя; за курганом
    Его в пустыне я нашла
    И в табор на́ ночь зазвала.
    Он хочет быть как мы цыганом;
    Его преследует закон.

    Меж нами есть одно преданье:
    Царем когда-то сослан был
    Полудня житель к нам в изгнанье.
    (Я прежде знал, но позабыл
    Его мудреное прозванье.)
    Он был уже летами стар,
    Но млад и жив душой незлобной —
    Имел он песен дивный дар
    И голос, шуму вод подобный —
    И полюбили все его,
    И жил он на брегах Дуная,
    Не обижая никого,
    Людей рассказами пленяя;
    Не разумел он ничего,
    И слаб и робок был, как дети;
    Чужие люди за него
    Зверей и рыб ловили в сети;
    Но он к заботам жизни бедной
    Привыкнуть никогда не мог;
    Скитался он иссохший, бледный,
    Он говорил, что гневный бог
    Его карал за преступленье...
    Он ждал: придет ли избавленье.
    И всё несчастный тосковал,
    Бродя по берегам Дуная,
    Да горьки слезы проливал,
    Свой дальный град воспоминая,
    И завещал он, умирая,
    Чтобы на юг перенесли
    Его тоскующие кости,
    И смертью — чуждой сей земли
    Не успокоенные гости!

    Антихрист

    Неужасаемый ничем,
    Мазепа козни продолжает.
    С ним полномощный езуит
    Мятеж народный учреждает
    И шаткой трон ему сулит.
    Во тьме ночной они как воры
    Ведут свои переговоры,
    Измену ценят меж собой,
    Слагают цифр универсалов,
    Торгуют царской головой,
    Торгуют клятвами вассалов.

    Потоп

    Шел дождь, и перестал, и вновь пошел…
    Да! если бы все слезы, кровь и пот,
    Пролитые за все, что здесь хранится,
    Из недр земных все выступили вдруг,
    То был бы вновь потоп - я захлебнулся б
    В моих подвалах верных.

    Стояли стогны озерами,
    И в них широкими реками
    Вливались улицы. Дворец
    Казался островом печальным.
    Царь молвил - из конца в конец,
    По ближним улицам и дальным
    В опасный путь средь бурных вод
    Его пустились генералы
    Спасать и страхом обуялый
    И дома тонущий народ.

    Утра луч
    Из-за усталых, бледных туч
    Блеснул над тихою столицей
    И не нашел уже следов
    Беды вчерашней; багряницей
    Уже прикрыто было зло.
    В порядок прежний все вошло.

    Второй

    Все тот же ль он иль усмирился?
    Иль корчит также чудака?
    Скажите: чем он возвратился?
    Что нам представит он пока?
    Чем ныне явится?

    Гром грянул, свет блеснул в тумане,
    Лампада гаснет, дым бежит,
    Кругом все смерклось, все дрожит,
    И замерла душа в Руслане...
    Все смолкло. В грозной тишине
    Раздался дважды голос странный,
    И кто-то в дымной глубине
    Взвился чернее мглы туманной...
    И снова терем пуст и тих;

    Двойка

    Готово все: в переговорах
    Со мною оба короля;
    И скоро в смутах, в бранных спорах,
    Быть может, трон воздвигну я.

    Тройка

    Он три часа по крайней мере
    Пред зеркалами проводил

    Ты прямо в сердце ткнул - небось не мимо,
    И кровь нейдет из треугольной ранки,
    А уж не дышит - каково?

    Тут есть дублон старинный.... вот он. Нынче
    Вдова мне отдала его, но прежде
    С тремя детьми полдня перед окном
    Она стояла на коленях воя.+монета

    Тут народ
    Вслед бросился бежавшим трем убийцам;
    Укрывшихся злодеев захватили
    И привели пред теплый труп младенца,
    И чудо - вдруг мертвец затрепетал.

    В унынье, с пасмурным челом,
    За шумным, свадебным столом
    Сидят три витязя младые;
    Безмолвны, за ковшом пустым,
    Забыты кубки круговые,
    И брашна неприятны им;
    Не слышат вещего Баяна;
    Потупили смущенный взгляд:
    То три соперника Руслана;
    В душе несчастные таят
    Любви и ненависти яд.
    (три гуны)

    А ткачиха с поварихой,
    С сватьей бабой Бабарихой
    Разбежались по углам;
    Их нашли насилу там.
    Тут во всем они признались,
    Повинились, разрыдались;
    Царь для радости такой
    Отпустил всех трех домой.

    И князь в объятиях прекрасной.
    Воскреснув пламенной душой,
    Руслан не видит, не внимает,
    И старец в радости немой,
    Рыдая, милых обнимает.

    Когда бы знать она могла,
    Что завтра Ленский и Евгений
    Заспорят о могильной сени;
    Ах, может быть, ее любовь
    Друзей соединила б вновь!

    Старик лениво в бубны бьет,
    Алеко с пеньем зверя водит,
    Земфира поселян обходит
    И дань их вольную берет.
    Настанет ночь; они все трое
    Варят нежатое пшено;
    Старик уснул — и всё в покое...
    В шатре и тихо и темно.

    Шесть

    могу сегодня я
    В шестой сундук (в сундук еще неполный)
    Горсть золота накопленного всыпать.

    Искушение

    Что не подвластно мне? как некий демон
    Отселе править миром я могу;
    Лишь захочу - воздвигнутся чертоги;

    Мне снилося, что лестница крутая
    Меня вела на башню; с высоты
    Мне виделась Москва, что муравейник;
    Внизу народ на площади кипел
    И на меня указывал со смехом,
    И стыдно мне и страшно становилось -
    И, падая стремглав, я пробуждался...
    И три раза мне снился тот же сон.

    Причастие

    Хотя красноречивейший язык
    Не умолкал еще во прахе гроба;
    Но много нас еще живых, и нам
    Причины нет печалиться. Итак,
    Я предлагаю выпить в его память
    С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,
    Как будто б был он жив.

    Вознесение

    И потом оставь селенье!
    Уходи куда-нибудь,
    Где б ты мог души мученье
    Усладить и отдохнуть.

    Гефсимань

    Зачем приходишь ты
    Меня тревожить? Не могу, не должен
    Я за тобой идти: я здесь удержан
    Отчаяньем, воспоминаньем страшным,
    Сознаньем беззаконья моего,
    И ужасом той мертвой пустоты,
    Которую в моем дому встречаю —
    И новостью сих бешеных веселий,
    И благодатным ядом этой чаши,
    И ласками (прости меня, господь)
    Погибшего, но милого созданья...
    Тень матери не вызовет меня
    Отселе, — поздно, слышу голос твой,
    Меня зовущий, — признаю усилья
    Меня спасти... старик, иди же с миром;
    Но проклят будь, кто за тобой пойдет!

    Теперь - пора! заветный дар любви,
    Переходи сегодня в чашу дружбы.

    Эдем

    Я едва-едва
    Не умер там со скуки. Что за люди,
    Что за земля! А небо?.. точный дым.
    А женщины? Да я не променяю,
    Вот видишь ли, мой глупый Лепорелло,
    Последней в Андалузии крестьянки
    На первых тамошних красавиц - право.
    Они сначала нравилися мне
    Глазами синими, да белизною,
    Да скромностью - а пуще новизною;
    Да, слава богу, скоро догадался -
    Увидел я, что с ними грех и знаться -
    В них жизни нет, все куклы восковые;

    Но, шумом бала утомленный
    И утро в полночь обратя,
    Спокойно спит в тени блаженной
    Забав и роскоши дитя.
    Проснется за полдень, и снова
    До утра жизнь его готова,
    Однообразна и пестра.
    И завтра то же, что вчера.
    Но был ли счастлив мой Евгений,
    Свободный, в цвете лучших лет,
    Среди блистательных побед,
    Среди вседневных наслаждений?
    Вотще ли был он средь пиров
    Неосторожен и здоров?

    Он отворяет двери в сад -
    Идет, идет - и не находит;
    Кругом смущенный взор обводит -
    Все мертво: рощицы молчат,
    Беседки пусты; на стремнинах,
    Вдоль берегов ручья, в долинах,
    Нигде Людмилы следу нет,
    И ухо ничего не внемлет.

    …неистовый, ужасный,
    Стремится витязь по садам;
    Людмилу с воплем призывает,
    С холмов утесы отрывает,
    Все рушит, все крушит мечом -
    Беседки, рощи упадают,
    Древа, мосты в волнах ныряют,
    Степь обнажается кругом!
    Далеко гулы повторяют
    И рев, и треск, и шум, и гром;
    Повсюду меч звенит и свищет,
    Прелестный край опустошен -
    Безумный витязь жертвы ищет,
    С размаха вправо, влево он
    Пустынный воздух рассекает...
    (меч обращающийся)

    Любовь

    Вы узами не связаны святыми
    Ни с кем. - Не правда ль? Полюбив меня,
    Вы предо мной и перед небом правы.

    Недвижим он, как мертвый камень;
    Мрачится разум; дикий пламень
    И яд отчаянной любви
    Уже текут в его крови.

    Для тебя
    Я позабыла все на свете.
    Навек однажды полюбя,
    Одно имела я в предмете:
    Твою любовь. Я для нее
    Сгубила счастие мое,
    Но ни о чем я не жалею...
    Ты помнишь: в страшной тишине,
    В ту ночь, как стала я твоею
    Меня любить ты клялся мне.
    Зачем же ты меня не любишь?

    Созерцание

    Нередко, просидев в безмолвной келье
    Два, три дня, позабыв и сон и пищу,
    Вкусив восторг и слезы вдохновенья,
    Я жег мой труд и холодно смотрел,
    Как мысль моя и звуки, мной рожденны,
    Пылая, с легким дымом исчезали.

    Огня надежды полон взор:
    То скачет он во весь опор,
    То дразнит бегуна лихого,
    Кружит, подъемлет на дыбы
    Иль дерзко мчит на холмы снова.

    "Посмотри, что ты видишь в окошко?"
    И жена, поглядев, отвечала:
    "Вижу, вон, малый огонечек
    Чуть-чуть брезжит в темноте за рекою".
    Улыбнулся Янко Марнавич
    И опять стал тихонько молиться.
    Помолясь, он опять жене молвил:
    "Отвори-ка, женка, ты окошко:
    Посмотри, что там еще видно?"
    И жена, поглядев, отвечала:
    "Вижу я на реке сиянье,
    Близится оно к нашему дому".
    Бей вздохнул и с постели свалился.
    Тут и смерть ему приключилась.

    И постепенно в усыпленье
    И чувств и дум впадает он,
    А перед ним воображенье
    Свой пестрый мечет фараон.
    То видит он: на талом снеге,
    Как будто спящий на ночлеге,
    Недвижим юноша лежит,
    И слышит голос: что ж? убит.
    То видит он врагов забвенных,
    Клеветников, и трусов злых,
    И рой изменниц молодых,
    И круг товарищей презренных,
    То сельский дом - и у окна
    Сидит она... и все она!..

    Третий

    Недели три тому, пришел я поздно
    Домой. Сказали мне, что заходил
    За мною кто-то. Отчего - не знаю,
    Всю ночь я думал: кто бы это был?
    И что ему во мне? Назавтра тот же
    Зашел и не застал опять меня.
    На третий день играл я на полу
    С моим мальчишкой. Кликнули меня;
    Я вышел. Человек, одетый в черном…
    Мне день и ночь покоя не дает
    Мой черный человек. За мною всюду
    Как тень он гонится. Вот и теперь
    Мне кажется, он с нами сам-третей
    Сидит.

    Снова восемь дней проходят;
    Люди в страхе дни проводят;
    Петушок кричит опять,
    Царь скликает третью рать
    И ведет ее к востоку, -
    Сам не зная, быть ли проку.
    (ислам)

    Распятие

    Часы летели. Кровь рекою
    Текла из воспаленных ран.
    Поутру, взор открыв туманный,
    Пуская тяжкий, слабый стон,
    С усильем приподнялся он,
    Взглянул, поник главою бранной -
    И пал недвижный, бездыханный.

    Заманите молодца
    К хороводу нашему,
    Как заманим молодца,
    Как завидим издали,
    Разбежимтесь, милые,
    Закидаем вишеньем,
    Вишеньем, малиною,
    Красною смородиной.

    А дело-то на свадьбу страх похоже;

    Как я узнал, что отрока сего...
    Что отрок сей лишился как-то жизни,
    Ты послан был на следствие; теперь
    Тебя крестом и богом заклинаю,
    По совести мне правду объяви:
    Узнал ли ты убитого младенца
    И не было ль подмена?

    Дубровский уже ее не слышал, боль раны и сильные волнения души - лишили его силы. Он упал у колеса, разбойники окружили его. Он успел сказать им несколько слов, они посадили его верхом, двое из них его поддерживали, третий взял лошадь под устцы, и все поехали в сторону…

    …Он присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою.

     Не мешай мне доброму молодцу думу думати.
     Что заутра мне доброму молодцу в допрос идти
     Перед грозного судью, самого царя.
     Еще станет государь-царь меня спрашивать:
     Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын,
     Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал,
     Еще много ли с тобой было товарищей?
     Исполать тебе, детинушка крестьянский сын,
     Что умел ты воровать, умел ответ держать!
     Я за то тебя, детинушка, пожалую
     Середи поля хоромами высокими,
     Что двумя ли столбами с перекладиной

    Царем быть отдану во власть
    Врагу царя на поруганье,
    Утратить жизнь - и с нею честь,
    Друзей с собой на плаху весть. (Пилат)

    Жертва

    Скажу, что понапрасну
    Лилася кровь царевича-младенца;
    Что если так, Димитрий мог бы жить. +

    - Так я дороже
    Тебе отца? Молчишь...
    Послушай: если было б нам,
    Ему иль мне, погибнуть надо,
    А ты бы нам судьей была,
    Кого б ты в жертву принесла,
    Кому бы ты была ограда?
    - Ах, полно! сердце не смущай!
    Ты искуситель.

    Иудеи

    Не мало нас, наследников варяга,
    Да трудно нам тягаться с Годуновым:
    Народ отвык в нас видеть древню отрасль
    Воинственных властителей своих.
    Уже давно лишились мы уделов,
    Давно царям подручниками служим,
    А он умел и страхом, и любовью,
    И славою народ очаровать.

    Писание


    В одном нашел тетрадь расхода…
    И календарь осьмого года:
    Старик, имея много дел,
    В иные книги не глядел.

    Одна с опасной книгой бродит,
    Она в ней ищет и находит
    Свой тайный жар, свои мечты,
    Плоды сердечной полноты

    На их полях она встречает
    Черты его карандаша.
    Везде Онегина душа
    Себя невольно выражает…
    И начинает понемногу
    Моя Татьяна понимать
    Теперь яснее - слава богу -
    Того, по ком она вздыхать
    Осуждена судьбою властной


    А между тем две, три страницы
    (Пустые бредни, небылицы,
    Опасные для сердца дев)
    Он пропускает, покраснев.

    Его перо любовью дышит,
    Не хладно блещет остротой;
    Что ни заметит, ни услышит
    …он про то и пишет:
    И, полны истины живой,
    Текут элегии рекой.
    Так ты, Языков вдохновенный,
    В порывах сердца своего,
    Поешь бог ведает кого,
    И свод элегий драгоценный
    Представит некогда тебе
    Всю повесть о твоей судьбе.

    Перескажу простые речи
    Отца иль дяди-старика,
    Детей условленные встречи
    У старых лип, у ручейка;
    Несчастной ревности мученья,
    Разлуку, слезы примиренья,
    Поссорю вновь, и наконец
    Я поведу их под венец...

    Я давно не читывал и худо разбираю, а тут уж разберу, как дело до петли доходит.

    О, тяжело
    Пожатье каменной его десницы!
    Оставь меня, пусти - пусти мне руку... – скрижали, Тора, 5

    Родился я под небом полунощным,
    Но мне знаком латинской музы голос,
    И я люблю парнасские цветы.
    Я верую в пророчества пиитов.
    Нет, не вотще в их пламенной груди
    Кипит восторг: благословится подвиг,
    Его ж они прославили заране! – (пророчества ВЗ)

    Предание

    Конечно, вы не раз видали
    Уездной барышни альбом,
    Что все подружки измарали
    С конца, с начала и кругом.
    Сюда, назло правописанью,
    Стихи без меры, по преданью
    В знак дружбы верной внесены,
    Уменьшены, продолжены.

    В такой альбом, мои друзья,
    Признаться, рад писать и я,
    Уверен будучи душою,
    Что всякий мой усердный вздор
    Заслужит благосклонный взор
    И что потом с улыбкой злою
    Не станут важно разбирать,
    Остро иль нет я мог соврать.

    Но вы, разрозненные томы
    Из библиотеки чертей,
    Великолепные альбомы,
    Мученье модных рифмачей,
    Вы, украшенные проворно
    Толстого кистью чудотворной
    Иль Баратынского пером,
    Пускай сожжет вас божий гром!

    Новый завет

    Ты грамотой свой разум просветил,
    Тебе свой труд передаю. В часы,
    Свободные от подвигов духовных,
    Описывай, не мудрствуя лукаво,
    Всe то, чему свидетель в жизни будешь:
    Войну и мир, управу государей,
    Угодников святые чудеса,
    Пророчества и знаменья небесны -
    А мне пора, пора уж отдохнуть
    И погасить лампаду...

    Всe пред тобой трепещет,
    Никто тебе не смеет и напомнить
    О жребии несчастного младенца, -
    А между тем отшельник в темной кельe
    Здесь на тебя донос ужасный пишет.

    Грех

    Но если в ней единое пятно,
    Единое, случайно завелося,
    Тогда - беда! как язвой моровой
    Душа сгорит, нальется сердце ядом,
    Как молотком стучит в ушах упрек,
    И все тошнит, и голова кружится,
    И мальчики кровавые в глазах...
    И рад бежать, да некуда... ужасно!
    Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

    Плод

    Как хорошо! вот сладкий плод ученья!
    Как с облаков ты можешь обозреть
    Все царство вдруг: границы, грады, реки.
    Учись, мой сын: наука сокращает
    Нам опыты быстротекущей жизни

    Сутра

    Так проповедовал Евгений.
    Сквозь слез не видя ничего,
    Едва дыша, без возражений,
    Татьяна слушала его.

    Йога и тантра

    Вот и фонтан; она сюда придет.
    Я, кажется, рожден не боязливым;
    Перед собой вблизи видал я смерть,
    Пред смертию душа не содрогалась.
    Мне вечная неволя угрожала,
    За мной гнались - я духом не смутился
    И дерзостью неволи избежал.
    Но что ж теперь теснит мое дыханье?
    Что значит сей неодолимый трепет?
    Иль это дрожь желаний напряженных?
    Нет - это страх. День целый ожидал
    Я тайного свидания

    И путает, и вьется, и ползет,
    Скользит из рук, шипит, грозит и жалит.
    Змея! змея! - Недаром я дрожал.
    Она меня чуть-чуть не погубила.
    Но решено: заутра двину рать.

    Царь хватил его жезлом
    По лбу; тот упал ничком,
    Да и дух вон. - Вся столица
    Содрогнулась, а девица -
    Хи-хи-хи! да ха-ха-ха!
    Не боится, знать, греха.
    Вот - въезжает в город он...
    Вдруг раздался легкой звон,
    И в глазах у всей столицы
    Петушок спорхнул со спицы,
    К колеснице полетел
    И царю на темя сел,
    Встрепенулся, клюнул в темя
    И взвился... и в то же время
    С колесницы пал Дадон -
    Охнул раз, - и умер он.
    А царица вдруг пропала,
    Будто вовсе не бывало.

    Спасение

    И сведано, что многие страдальцы
    Спасение подобно обретали
    У гробовой царевича доски.

    Чьи небо слышало молитвы?
    Зачем же, поле, смолкло ты
    И поросло травой забвенья?..
    Времен от вечной темноты,
    Быть может, нет и мне спасенья!
    Быть может, на холме немом
    Поставят тихий гроб…

    Тьма

    Вот наконец утратил я надежду
    И к тьме своей привык, и даже сны
    Мне виданных вещей уж не являли,
    А снилися мне только звуки.

    Все благо: бдения и сна
    Приходит час определенный;
    Благословен и день забот,
    Благословен и тьмы приход!

    Сон

    Приятный сон, царевич!
    Разбитый в прах, спасаяся побегом,
    Беспечен он, как глупое дитя;
    Хранит его, конечно, провиденье;
    И мы, друзья, не станем унывать.

    Переход

    Кто там?
    А! схима... так! святое постриженье...
    Ударил час, в монахи царь идет -
    И темный гроб моею будет кельей...

    День прошел - царя Салтана
    Уложили спать вполпьяна.

    кончилась игра:
    Он уезжает со двора,
    Спокойно дома засыпает
    И сам не знает поутру,
    Куда поедет ввечеру.

    Но, торжеством победы полны,
    Еще кипели злобно волны,
    Как бы под ними тлел огонь,
    Еще их пена покрывала,
    И тяжело Нева дышала,
    Как с битвы прибежавший конь.
    Евгений смотрит: видит лодку;
    Он к ней бежит как на находку;
    Он перевозчика зовет -
    И перевозчик беззаботный
    Его за гривенник охотно
    Чрез волны страшные везет.

    Братья

    - Он умер, осердясь на приказчика и выпив сгоряча три бутылки пива. Оттого и умер. Знаешь ли что еще, Франц? Ведь он лишил тебя наследства – а отдал все свое имение... Не смею тебе сказать - ты такой вспыльчивый...
    - Знаю: тебе...
    - Бог видит, я не виноват. - Я готов был бы тебе все отдать... потому что, видишь ли, хоть закон и на моей стороне, - однако вот, по совести, чувствую, что все-таки сын наследник отца, а не подмастерье... Но, видишь, Франц... я ждал тебя, а ты не приходил - я и женился... а вот теперь, как женат, уж я и не знаю, что делать... и как быть...
    …А какой он добрый малый, - и как жаль, что он такой беспутный! - Ну, теперь я совершенно покоен: у меня не будет ни тяжбы, ни хлопот. (Иаков и Исав)

    В церкви Спаса они братовались,
    И были по богу братья;
    Но Кирила несчастливый умер
    От руки им избранного брата.

    Деньги

    Деньги! потому что деньги достались ему не дешево, так он и думает, что в деньгах вся и сила - как не так! Если он так силен, попробуй отец ввести меня в баронский замок! Деньги! Деньги рыцарю не нужны, на то есть мещане - как прижмет их, так и забрызжет кровь червонцами!..

    Ступайте, полно вам по свету рыскать,
    Служа страстям и нуждам человека.
    Усните здесь сном силы и покоя,
    Как боги спят в глубоких небесах...

    Эх, отец Бертольд! Коли бы ты не побросал в алхимический огонь всех денег, которые прошли через твои руки, то был бы богат.

    Мария

    Зачем вы посетили нас?
    В глуши забытого селенья
    Я никогда не знала б вас,
    Не знала б горького мученья.
    Души неопытной волненья
    Смирив со временем (как знать?),
    По сердцу я нашла бы друга,
    Была бы верная супруга
    И добродетельная мать.
    Другой!.. Нет, никому на свете
    Не отдала бы сердца я!
    То в вышнем суждено совете...
    То воля неба: я твоя;
    Вся жизнь моя была залогом
    Свиданья верного с тобой;
    Я знаю, ты мне послан богом,
    До гроба ты хранитель мой...
    Ты в сновиденьях мне являлся
    Незримый, ты мне был уж мил,
    Твой чудный взгляд меня томил,
    В душе твой голос раздавался
    Давно... нет, это был не сон!
    Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
    Вся обомлела, запылала
    И в мыслях молвила: вот он!
    Не правда ль? я тебя слыхала:
    Ты говорил со мной в тиши,
    Когда я бедным помогала
    Или молитвой услаждала
    Тоску волнуемой души?
    И в это самое мгновенье
    Не ты ли, милое виденье,
    В прозрачной темноте мелькнул,
    Приникнул тихо к изголовью?
    Не ты ль, с отрадой и любовью,
    Слова надежды мне шепнул?
    Кто ты, мой ангел ли хранитель,
    Или коварный искуситель:
    Мои сомненья разреши.
    Быть может, это все пустое,
    Обман неопытной души!
    И суждено совсем иное...
    Но так и быть! Судьбу мою
    Отныне я тебе вручаю,
    Перед тобою слезы лью,
    Твоей защиты умоляю...
    Вообрази: я здесь одна,
    Никто меня не понимает,
    Рассудок мой изнемогает,
    И молча гибнуть я должна.
    Я жду тебя: единым взором
    Надежды сердца оживи
    Иль сон тяжелый перерви,
    Увы, заслуженным укором!

    Недавно юная Мария
    Узрела небеса чужие;
    Недавно милою красой
    Она цвела в стране родной.
    Седой отец гордился ею
    И звал отрадою своею.
    Для старика была закон
    Ее младенческая воля.
    Одну заботу ведал он:
    Чтоб дочери любимой доля
    Была, как вешний день, ясна,
    Чтоб и минутные печали
    Ее души не помрачали,
    Чтоб даже замужем она
    Воспоминала с умиленьем
    Девичье время, дни забав,
    Мелькнувших легким сновиденьем.

    Клянусь тебе, что сердца моего
    Ты вымучить одна могла признанье.
    Клянусь тебе, что никогда, нигде,
    Ни в пиршестве за чашею безумства,
    Ни в дружеском, заветном разговоре,
    Ни под ножом, ни в муках истязаний
    Сих тяжких тайн не выдаст мой язык.

    Никогда злодейство не будет совершено во имя ваше. Вы должны быть чисты даже и в моих преступлениях. Но как же спасу вас от жестокого отца?

    Мария, бедная Мария,
    Краса черкасских дочерей!
    Не знаешь ты, какого змия
    Ласкаешь на груди своей.
    Какой же властью непонятной
    Так сильно ты привлечена?
    Кому ты в жертву отдана?

    Увы! теперь и дни и ночи,
    И жаркий одинокий сон,
    Все полно им; все деве милой
    Без умолку волшебной силой
    Твердит о нем…
    Везде, везде перед тобой
    Твой искуситель роковой.

    Добро, - сказал он ей, после некоторого молчания, - жди себе кого хочешь в избавители, а покаместь сиди в этой комнате, ты из нее не выдешь до самой свадьбы. - С этим словом Кирила Петрович вышел и запер за собою двери.
    Марья Кириловна ничего не видала, ничего не слыхала, думала об одном, с самого утра она ждала Дубровского, надежда ни на минуту ее не покидала

    Отец и мать
    Ей сердце ищут успокоить,
    Боязнь и горесть разогнать,
    Тревогу смутных дум устроить...
    Напрасно. Целые два дня,
    То молча плача, то стеня,
    Мария не пила, не ела,
    Шатаясь, бледная как тень,
    Не зная сна. На третий день
    Ее светлица опустела.

    Еще Мария сладко дышит,
    Дремой объятая, и слышит
    Сквозь легкой сон, что кто-то к ней
    Вошел и ног ее коснулся.
    Она проснулась - но скорей
    С улыбкой взор ее сомкнулся
    От блеска утренних лучей.
    Мария руки протянула
    И с негой томною шепнула:
    "Мазепа, ты?.." Но голос ей
    Иной ответствует... о боже!
    Вздрогнув, она глядит... и что же?

    Только вымолвить успела,
    Дверь тихонько заскрыпела,
    И в светлицу входит царь,
    Стороны той государь.
    Во все время разговора
    Он стоял позадь забора;
    Речь последней по всему
    Полюбилася ему.
    «Здравствуй, красная девица,-
    Говорит он,- будь царица
    И роди богатыря
    Мне к исходу сентября».

    Две жены

    Лиза, его смуглая Лиза, набелена была по уши, насурмлена пуще самой мисс Жаксон; фальшивые локоны, гораздо светлее собственных ее волос, взбиты были, как парик Людовика XIV; рукава а l'imbйcile торчали как фижмы у Madame de Pompadour; талия была перетянута, как буква икс, и все бриллиянты ее матери, еще не заложенные в ломбарде, сияли на ее пальцах, шее и ушах. Алексей не мог узнать свою Акулину в этой смешной и блестящей барышне. Отец его подошел к ее ручке, и он с досадою ему последовал; когда прикоснулся он к ее беленьким пальчикам, ему показалось, что они дрожали…
    Лиза... нет Акулина, милая смуглая Акулина, не в сарафане, а в белом утреннем платице, сидела перед окном и читала его письмо; она так была занята, что не слыхала, как он и вошел. Алексей не мог удержаться от радостного восклицания. Лиза вздрогнула, подняла голову, закричала и хотела убежать. Он бросился ее удерживать. "Акулина, Акулина!.."

    Итак, послушай: я прекрасна;
    Во всем гареме ты одна
    Могла б еще мне быть опасна;
    Но я для страсти рождена,
    Но ты любить, как я, не можешь;
    Зачем же хладной красотой
    Ты сердце слабое тревожишь?
    Оставь Гирея мне: он мой

    Свадьба

    - Ты женишься, или я тебя прокляну, а имение, как бог свят! продам и промотаю, и тебе полушки не оставлю. Даю тебе три дня на размышление, а покамест не смей на глаза мне показаться.

    "Да! такая есть девица.
    Но жена не рукавица:
    С белой ручки не стряхнешь
    Да за пояс не заткнешь.
    Услужу тебе советом -
    Слушай: обо всем об этом
    Пораздумай ты путем,
    Не раскаяться б потом".
    Князь пред нею стал божиться,
    Что пора ему жениться,
    Что об этом обо всем
    Передумал он путем;
    Что готов душою страстной
    За царевною прекрасной
    Он пешком идти отсель
    Хоть за тридевять земель.
    Лебедь тут, вздохнув глубоко,
    Молвила: "Зачем далеко?
    Знай, близка судьба твоя,
    Ведь царевна эта - я"…
    Над главою их покорной
    Мать с иконой чудотворной
    Слезы льет и говорит:
    "Бог вас, дети, наградит".

    Церковь

    Она меж делом и досугом
    Открыла тайну, как супругом
    Самодержавно управлять,
    И все тогда пошло на стать.

    К ним народ навстречу валит,
    Хор церковный бога хвалит;
    В колымагах золотых
    Пышный двор встречает их;
    Все их громко величают,
    И царевича венчают
    Княжей шапкой, и главой
    Возглашают над собой;
    И среди своей столицы,
    С разрешения царицы,
    В тот же день стал княжить он
    И нарекся: князь Гвидон.

    Старичок к старухе воротился.
    Что ж? пред ним царские палаты.
    В палатах видит свою старуху,
    За столом сидит она царицей,
    Служат ей бояре да дворяне,
    Наливают ей заморские вины;
    Заедает она пряником печатным;
    Вкруг ее стоит грозная стража,
    На плечах топорики держат.
    Как увидел старик, - испугался!
    В ноги он старухе поклонился,
    Молвил: "Здравствуй, грозная царица!
    Ну, теперь твоя душенька довольна".
    На него старуха не взглянула,
    Лишь с очей прогнать его велела.

    Дивился я их спеси модной,
    Их добродетели природной,
    И, признаюсь, от них бежал,
    И, мнится, с ужасом читал
    Над их бровями надпись ада:
    Оставь надежду навсегда.
    Внушать любовь для них беда,
    Пугать людей для них отрада.

    "Наина, где твоя краса?
    Скажи, ужели небеса
    Тебя так страшно изменили?
    Скажи, давно ль, оставя свет,
    Расстался я с душой и с милой?
    Давно ли?.." "Ровно сорок лет, -
    Был девы роковой ответ, -
    Сегодня семьдесят мне било.
    Но, друг, послушай: не беда
    Неверной младости утрата.
    Конечно, я теперь седа,
    Немножко, может быть, горбата;
    Не то, что в старину была,
    Не так жива, не так мила;
    Зато (прибавила болтунья)
    Открою тайну: я колдунья!"

    Но чувства прежние свои
    Еще старушка не забыла
    И пламя поздное любви
    С досады в злобу превратила.
    Душою черной зло любя,
    Колдунья старая, конечно,
    Возненавидит и тебя;
    Но горе на земле не вечно

    Апостолы

    Когда великий Глюк
    Явился и открыл нам новы тайны
    (Глубокие, пленительные тайны),
    Не бросил ли я все, что прежде знал,
    Что так любил, чему так жарко верил,
    И не пошел ли бодро вслед за ним
    Безропотно, как тот, кто заблуждался
    И встречным послан в сторону иную?

    Поймали несколько человек из его шайки и узнали от них, что уж Дубровского между ими не было. Несколько дней после ..... он собрал всех своих сообщников, объявил им, что намерен навсегда их оставить, советовал и им переменить образ жизни. - Вы разбогатели под моим начальством, каждый из вас имеет вид, с которым безопасно может пробраться в какую-нибудь отдаленную губернию и там провести остальную жизнь в честных трудах и в изобилии. Но вы все мошенники и, вероятно, не захотите оставить ваше ремесло.

    Вот слышу много голосов...
    Взошли двенадцать молодцов,
    И с ними голубица
    Красавица-девица.

    И наконец задумал я
    Оставить финские поля;
    Морей неверные пучины
    С дружиной братской переплыть
    И бранной славой заслужить
    Вниманье гордое Наины.
    Я вызвал смелых рыбаков
    Искать опасностей и злата.
    Впервые тихий край отцов
    Услышал бранный звук булата
    И шум немирных челноков.
    Я вдаль уплыл, надежды полный,
    С толпой бесстрашных земляков;
    Мы десять лет снега и волны
    Багрили кровию врагов.
    Мы весело, мы грозно бились,
    Делили дани и дары,
    И с побежденными садились
    За дружелюбные пиры.

    Откровение

    В синем небе звезды блещут,
    В синем море волны хлещут;
    Туча по небу идет,
    Бочка по морю плывет.
    Словно горькая вдовица,
    Плачет, бьется в ней царица;
    И растет ребенок там
    Не по дням, а по часам…
    Мать с младенцем спасена;
    Землю чувствует она.
    (Жена с младенцем в небесах)

    А царевич и царица,
    Целый день проведши так,
    Лечь решились натощак.
    Вот открыл царевич очи;
    Отрясая грезы ночи
    И дивясь, перед собой
    Видит город он большой,
    Стены с частыми зубцами,
    И за белыми стенами
    Блещут маковки церквей
    И святых монастырей.
    Он скорей царицу будит;
    Та как ахнет!.. "То ли будет? -
    Говорит он,- вижу я:
    Лебедь тешится моя".
    (Новый Иерусалим)

    Время

    Он звезды сводит с небосклона,
    Он свистнет - задрожит луна;
    Но против времени закона
    Его наука не сильна.

    Путь

    По дороге зимней, скучной
    Тройка борзая бежит,
    Колокольчик однозвучный
    Утомительно гремит.

    Казалось, умысел ужасный
    Рождался... Страшный путь отверст:
    Высокий мостик над потоком
    Пред ней висит на двух скалах;
    В унынье тяжком и глубоком
    Она подходит - и в слезах
    На воды шумные взглянула,
    Ударила, рыдая, в грудь,
    В волнах решилась утонуть -
    Однако в воды не прыгнула
    И дале продолжала путь.

    Она
    Идет по снеговой поляне,
    Печальной мглой окружена;
    В сугробах снежных перед нею
    Шумит, клубит волной своею
    Кипучий, темный и седой
    Поток, не скованный зимой;
    Две жердочки, склеены льдиной,
    Дрожащий, гибельный мосток,
    Положены через поток;
    И пред шумящею пучиной,
    Недоумения полна,
    Остановилася она.

    И наша дева насладилась
    Дорожной скукою вполне:
    Семь суток ехали оне.

    Смех

    Всю ночь она своей судьбе
    В слезах дивилась и - смеялась.
    Ее пугала борода,
    Но Черномор уж был известен,
    И был смешон, а никогда
    Со смехом ужас несовместен.

    София

    Но вскоре бедная княжна
    Свое теряет заблужденье
    И вновь уныла и одна.
    Рабы влюбленного злодея,
    И день и ночь, сидеть не смея,
    Меж тем по замку, по садам
    Прелестной пленницы искали,
    Метались, громко призывали,
    Однако все по пустякам.
    Людмила ими забавлялась:
    В волшебных рощах иногда
    Без шапки вдруг она являлась
    И кликала: "Сюда, сюда!"
    И все бросались к ней толпою;
    Но в сторону - незрима вдруг -
    Она неслышною стопою
    От хищных убегала рук.
    Везде всечасно замечали
    Ее минутные следы:
    То позлащенные плоды
    На шумных ветвях исчезали,
    То капли ключевой воды
    На луг измятый упадали:
    Тогда наверно в замке знали,
    Что пьет иль кушает княжна.
    На ветвях кедра иль березы
    Скрываясь по ночам, она
    Минутного искала сна -
    Но только проливала слезы,
    Звала супруга и покой…

    Моя подруга мне мила;
    Моей счастливой перемены
    Она виновницей была;
    Она мне жизнь, она мне радость!
    Она мне возвратила вновь
    Мою утраченную младость,
    И мир, и чистую любовь.
    Напрасно счастье мне сулили
    Уста волшебниц молодых;
    Двенадцать дев меня любили:
    Я для нее покинул их…

    Вставая с первыми лучами,
    Теперь она в поля спешит
    И, умиленными очами
    Их озирая, говорит:
    Прости, небесная краса,
    Прости, веселая природа;
    Меняю милый, тихий свет
    На шум блистательных сует...
    Прости ж и ты, моя свобода!
    Куда, зачем стремлюся я?
    Что мне сулит судьба моя?

    …Княжна
    Над страшной бездны глубиною
    Стоит недвижна и бледна...
    И вдруг Людмила исчезает,
    Стоит один над бездной он...
    Знакомый глас, призывный стон
    Из тихой бездны вылетает...
    Руслан стремится за женой;
    Стремглав летит во тьме глубокой...
    И видит вдруг перед собой:
    Владимир, в гриднице высокой,
    В кругу седых богатырей,
    Между двенадцатью сынами,
    С толпою названных гостей
    Сидит за браными столами.
    И так же гневен старый князь,
    Как в день ужасный расставанья…
    (13 эонов, падение Софии)

    А мне, Онегин, пышность эта,
    Постылой жизни мишура,
    Мои успехи в вихре света,
    Мой модный дом и вечера,
    Что в них? Сейчас отдать я рада
    Всю эту ветошь маскарада,
    Весь этот блеск, и шум, и чад
    За полку книг, за дикий сад,
    За наше бедное жилище,
    За те места, где в первый раз,
    Онегин, видела я вас.
    …Но судьба моя
    Уж решена. Неосторожно,
    Быть может, поступила я:
    Меня с слезами заклинаний
    Молила мать; для бедной Тани
    Все были жребии равны...
    Я вышла замуж. Вы должны,
    Я вас прошу, меня оставить;
    Я вас люблю (к чему лукавить?),
    Но я другому отдана;
    Я буду век ему верна.

    Город

    Но между тем какой позор
    Являет Киев осажденный?
    Там, устремив на нивы взор,
    Народ, уныньем пораженный,
    Стоит на башнях и стенах
    И в страхе ждет небесной казни;
    Стенанья робкие в домах,
    На стогнах тишина боязни;

    Всадник

    Среди испуганного стана.
    Где ни просвищет грозный меч,
    Где конь сердитый ни промчится,
    Везде главы слетают с плеч
    И с воплем строй на строй валится;
    В одно мгновенье бранный луг
    Покрыт холмами тел кровавых,
    Живых, раздавленных, безглавых,

    Могучий богатырь летит;
    В деснице держит меч победный;
    Копье сияет как звезда;
    Струится кровь с кольчуги медной;

    Вера

    Он был любим... по крайней мере
    Так думал он, и был счастлив.
    Стократ блажен, кто предан вере,
    Кто, хладный ум угомонив,
    Покоится в сердечной неге…

    Плата

    Платить обязались черти
    Мне оброк но самой моей смерти;
    Лучшего б не надобно дохода,
    Да есть на них недоимки за три года.
    Как наешься ты своей полбы,
    Собери-ка с чертей оброк мне полный.
    (30 сребренников)

    Театр

    Театр уж полон; ложи блещут;
    Партер и кресла - все кипит;
    В райке нетерпеливо плещут,
    И, взвившись, занавес шумит.

    Еще амуры, черти, змеи
    На сцене скачут и шумят;
    Еще усталые лакеи
    На шубах у подъезда спят

    Апокалипсис

    Уж небо осенью дышало,
    Уж реже солнышко блистало,
    Короче становился день,
    Лесов таинственная сень
    С печальным шумом обнажалась,
    Ложился на поля туман…

    Вражда

    Враги! Давно ли друг от друга
    Их жажда крови отвела?
    Давно ль они часы досуга,
    Трапезу, мысли и дела
    Делили дружно? Ныне злобно,
    Врагам наследственным подобно,
    Как в страшном, непонятном сне,
    Они друг другу в тишине
    Готовят гибель хладнокровно...
    Не засмеяться ль им, пока
    Не обагрилась их рука,
    Не разойтиться ль полюбовно?.

    Рать побитая лежит.
    Царь Дадон к шатру спешит...
    Что за страшная картина!
    Перед ним его два сына
    Без шеломов и без лат
    Оба мертвые лежат,
    Меч вонзивши друг во друга.

    О нет! когда б над бездной моря
    Нашел я спящего врага,
    Клянусь, и тут моя нога
    Не пощадила бы злодея;
    Я в волны моря, не бледнея,
    И беззащитного б толкнул;
    Внезапный ужас пробужденья
    Свирепым смехом упрекнул,
    И долго мне его паденья
    Смешон и сладок был бы гул.

    Перемены

    Мгновенно сердце молодое
    Горит и гаснет. В нем любовь
    Проходит и приходит вновь,
    В нем чувство каждый день иное

    Твое унынье безрассудно:

    Ты любишь горестно и трудно,
    А сердце женское — шутя.
    Взгляни: под отдаленным сводом
    Гуляет вольная луна;
    На всю природу мимоходом
    Равно сиянье льет она.
    Заглянет в облако любое,
    Его так пышно озарит —
    И вот — уж перешла в другое;
    И то недолго посетит.
    Кто место в небе ей укажет,
    Примолвя: там остановись!
    Кто сердцу юной девы скажет:
    Люби одно, не изменись?

    …Вольнее птицы младость;

    Кто в силах удержать любовь?
    Чредою всем дается радость;
    Что было, то не будет вновь.

    Им овладело беспокойство,
    Охота к перемене мест
    (Весьма мучительное свойство,
    Немногих добровольный крест).

    Что бросил я? Измен волненье,
    Предрассуждений приговор,
    Толпы безумное гоненье
    Или блистательный позор.

    Если найду вечное движение, то я не вижу границ творчеству человеческому...

    Судьба

    Тебе сказать не должен боле:
    Судьба твоих грядущих дней,
    Мой сын, в твоей отныне воле

    Какая сила в нем сокрыта!
    О мощный властелин судьбы!
    Не так ли ты над самой бездной
    На высоте, уздой железной
    Россию поднял на дыбы?

    Но счастья нет и между вами,
    Природы бедные сыны!..
    И под издранными шатрами
    Живут мучительные сны,
    И ваши сени кочевые
    В пустынях не спаслись от бед,
    И всюду страсти роковые,
    И от судеб защиты нет.

    Прощение

    Нет! Он с подданным мирится;
    Виноватому вину
    Отпуская, веселится;
    Кружку пенит с ним одну;
    И в чело его целует,
    Светел сердцем и лицом;
    И прощенье торжествует,
    Как победу над врагом.